Вид нищих, попрошаек, бомжей у многих из нас вызывает целую гамму (дискомфортных) эмоций, примириться с которыми не всегда бывает просто. Подавать или не подавать? А если да, то кому и как? Чтобы разобраться в этих ощущениях, мы ходили по московским улицам, вокзалам, переходам, побывали возле стен монастыря и разговаривали с теми, кто просил милостыню. Они охотно шли на контакт: этим людям было важно, что они кому-то интересны, что кто-то готов их выслушать. Мужчины легко соглашались фотографироваться; почти все женщины отказывались, некоторые – в очень резкой форме, и все до единого спрашивали, зачем нам знать их имена и где они жили раньше. Одна из женщин, которую мы встретили возле храма Христа Спасителя, сказала: «Не хочу, чтобы кто-то из моих бывших знакомых увидел меня на страницах журнала: они меня застыдят». По-разному реагировали и проходившие мимо люди. Некоторые, увидев фотографа за работой, останавливались, слушали, а потом и сами начинали общаться, задавать вопросы, делиться информацией о том, где можно найти ночлег, благотворительный обед… Хотя, не будь нас, похоже, так не поступил бы почти никто: нам трудно самим сделать первый шаг. Мы живем по соседству с бедствующими людьми, словно не видя их, и отваживаемся заговорить только тогда, когда первым это сделает кто-то другой.
Сергей, 43 года
Он «работает» в центре города возле храма. У его ног стоят пакеты. Выходящие из церкви люди подают ему деньги, и он сразу прячет их в карман. Он ничего не говорит, не кивает в ответ, только робко улыбается. Сергей, сварщик по профессии, приехал из Костромской области в Москву несколько лет назад. Сначала работал в разных бригадах на подмосковных стройках, но однажды у него произошел конфликт с прорабом, его сильно избили и отобрали все деньги и документы. Очнулся он в больнице, откуда бежал. С тех пор ночует возле теплотрасс или в подвалах домов, иногда – на стройках. Когда я лежал в больнице, один человек подсказал, в каком храме раздают бесплатные обеды. Я пошел туда, но сразу сказал, что я хочу работать, мне стыдно быть нахлебником. Мне часто предлагают одежду или еду, и я никогда не отказываюсь, даже если мне это в данный момент не нужно: мне кажется, что я раздражаю людей, и я боюсь, не хочу этого делать. Никто не знает, что я – сердечник, многие говорят: что ты тут побираешься, на тебе пахать можно! Я обычно ничего не отвечаю, не хочу напрягать людей, беспокоить… Иногда детишки подходят, заговаривают, они не боятся меня, и это так радостно. Мне не деньги и не вещи важны, а то, как люди смотрят на меня. Когда улыбаются, здороваются, значит, они не считают меня совсем конченым человеком, и мне становится легче жить».
Саша, 16 лет
Саша сидит в переходе между двумя станциями метро. Он не хочет рассказывать, откуда приехал, но признается, что уже давно живет на Ярославском вокзале. Родителей у него нет, близких родственников тоже. Разговаривая, Саша часто озирается по сторонам, опасаясь, что кто-нибудь увидит, как мы с ним беседуем. Мне приходится отдавать часть денег за то, что я могу здесь сидеть. Рука у меня покалечена. За лечение надо платить. Соберу – и поеду домой. Меня часто спрашивают, что с рукой, почему я обритый… я стесняюсь отвечать, люди могут быть шокированы тем, что услышат. Улыбаюсь. Вообще, когда улыбаешься, люди подают охотнее. Хотя несколько раз и довелось услышать грубость. Я боюсь агрессивных людей, мне трудно защититься…»
Петр, 72 года
Полгода назад он приехал в Москву с Ямала. Петр сидит позади автобусной остановки, перед ним шапка, в которой стоит икона. Две пожилые женщины останавливаются, здороваются с ним, кладут монетки в шапку, он с достоинством кивает. Ему подают много и охотно. Я геолог, семьи своей и не помню даже, скитался все по чумам и по экспедициям. Ну а теперь – возраст. Живу я в основном по лесопаркам, а деньги трачу на бумагу, конверты, ручки… Вот патриарху написал письмо, президенту напишу еще. Должна же быть на свете какая-то справедливость, сильные, добрые люди, которые не дадут пропасть старому человеку! Я на людей очень надеюсь, верю, что меня поймут... Вообще мне часто подают, не брезгуют. Особенно молодые девушки и пожилые пары. Вот недавно подошли и шапку подарили хорошую. А кто не подает, я их не сужу, мало ли у кого какие обстоятельства».
Александра, 60 лет
Обычно она стоит на коленях возле одного из подземных переходов в центре Москвы, на Новом Арбате. Одной рукой Александра опирается на палку, бьет поклоны и крестится, когда ей подают. На ней темный платок, очки на резинке надеты «вверх ногами». Она говорит, что живет в Подмосковье, что пенсию у нее отбирает дочь: «Я даже не знаю, сколько денег мне положено за 40 лет трудового стажа. А про дочку что говорить... не буду, не хочется рассказывать. Подают мне чаще всего женщины или мужчины в форме, солдатики. Тяжело просить... Вы, ребятки, лучше отойдите, не мешайте». За полчаса ей не дали почти ничего: девочка-подросток опустила в коробку яблоко, а ее бабушка – мелочь. Александра кланяется и желает девочке «хорошего жениха», а бабушке – «крепкого сибирского здоровья».
Анатолий Николаевич, 51 год, и Вера, около 40 лет
Они живут на Курском вокзале. У Веры в руках кружка с мелочью и картонка с каким-то текстом, которую она сразу же прячет, увидев фотокамеру. Анатолий соглашается поговорить и сфотографироваться, но сперва спрашивает, сколько мы за это заплатим. «Я бомж со стажем: скоро будет десять лет моей свободной жизни. Из Кемеровской области приехал в Москву, хотел столицу посмотреть. По профессии я электрик, да разве на эту зарплату мир увидишь? А я всю Европу без документов объездил! Не верите? Вот вы в Риме были? Хотите расскажу, как выглядят Колизей или замок Святого Ангела? Я по натуре артист, хотя и живу подаянием. У меня своя техника, я людей хорошо изучил, к любому подход могу найти. Никогда не подойду к беременной женщине, чтобы не напугать ее. Не заговариваю с молодыми парами, чтобы не нарваться на насмешки. Женщины чаще всего откликаются, если просишь «на хлеб», мужчины – если просишь «на сигареты» или «на опохмел», каждый из них может проявить сочувствие. Главное – достойно держать себя. Пусть я бомж, но я не пью, я стараюсь нормально выглядеть, не отталкивающе. Я сам выбрал эту жизнь, я свободен, никому не мешаю, и пусть никто не мешает мне».
Александр, 55 лет, водитель
Леся, 27 лет, математик
Она проходит мимо Петра, не глядя в его сторону. «Я никогда не подаю милостыню. Мне один сведущий человек очень доходчиво объяснил, что все эти люди – целая мафиозная структура. Я иногда покупаю у старушек какие-нибудь букетики, вязаные носки или укроп-петрушку, но только потому, что они приложили какие-то усилия – вязали, выращивали… Я считаю, что работающий человек достоин вознаграждения, в отличие от тех, кто просто давит на мою жалость. Иногда я подаю монахам, но не просто так, а прошу помолиться за усопших – это ведь тоже работа, за которую я и плачу».Лера, 47 лет, юрист
Она долго смотрит на Са-шу, затем опускает в коробку несколько монет: «Я подаю достаточно часто: если меня что-то трогает в человеке, я не сомневаюсь. Руководствуюсь своей интуицией: мне надо понять, что человек просит именно для себя и не на выпивку. Я часто вижу здесь этого мальчика, и у меня нет сомнений в том, что он действительно нуждается. Смотрю на нее и вспоминаю своего брата, чем-то они похожи…»Александр, 18 лет, студент
На бегу он бросаетв Сашину коробку деньги: «Я чувствую себя неловко, если вижу нищего человека. Но я не задумывался над тем, почему именно. Считается, что некрасиво отворачиваться от бедности. Мне кажется, надо просто подавать, если можешь».Ян, 34 года, предприниматель
Владимир, 19 лет, студент
Мимо Сергея проходят два молодых человека. Один из них протягивает ему десять рублей и полпачки сигарет, второй отворачивается. «Я испытываю к нему жалость, – говорит Владимир. – Я понимаю, в каком положении он оказался, возможно, по независящим от него причинам… Я вообще всегда стараюсь подавать, если есть лишние деньги, даю тем, к кому чувствую доверие. Я думаю: мало ли, вдруг я тоже когда-нибудь окажусь в подобном положении? У меня есть друзья, которые говорят: не выношу бомжей, нищих, они сами довели себя до такого состояния, сами виноваты – пусть сами и выпутываются».Артем, 20 лет, студент
«Я как раз считаю, – говорит стоящий рядом друг Владимира, – что каждый человек, если он не инвалид, способен найти себе работу. Володя дает ему деньги и тем самым поощряет попрошайничество! Вообще вопрос трудоустройства таких людей должен решаться не мной и не за мой счет».Ирма, 31 год, продюсер
