Актриса
– 26 лет — это не так уж мало для актрисы. Я часто думаю о том, что к этому возрасту можно было успеть гораздо больше. И в то же время понимаю, что моя профессиональная судьба складывается очень удачно. Не могу сказать, что я пробивная, как раз наоборот, просто есть мечты в профессии, и я двигаюсь в этом направлении. Конечно, если оглядываться назад… В 17 лет уехать от родителей учиться в другой город. Но кто так не поступал? Четыре года в студенческом общежитии. У каждого второго такая история. Закончить учебу и переехать в Москву. Да, наверное, это какое-то решение, поступок. Но ты этого хочешь, и Вселенная посылает тебе знаки, что нужно делать.
У меня жизнь в голове как будто начинается лет с 14. Все, что было раньше, не очень помню. Где-то в этом возрасте заинтересовалась театром, стала ездить по разным ДК, так и попала в театр-студию «Маски». Играла там три года, меня называли «дочь полка», потому что вокруг были все взрослые люди, взрослые разговоры, взрослые темы спектаклей. Мне было там хорошо. Планировала поступать на журфак и всю жизнь играть в этом театре.
Сама я из Днепропетровска, актерскому мастерству училась в Киеве. Там много театральных вузов, но на момент поступления я знала только театральный имени Карпенка-Карого. В год, когда окончила школу, был набор в знаковую мастерскую Николая Николаевича Рушковского. Друг убеждал: возможность туда поступить есть только раз в четыре года, надо пытаться. И в последние дни прослушивания я подумала: не прощу себя, если не попробую.
У меня очень переживающие родители, паникующие. Конечно, я слышала от них: «Как ты уедешь так далеко? Туда невозможно поступить. Как будешь одна?» Мама плакала, я тоже. Но при этом мне никто не мешал, а помогал. Мама купила билеты на поезд, и в Киев мы поехали вместе. Уже на этапе собеседования мой мастер захотел поговорить с ней. Они долго беседовали. На тот момент у меня были проблемы со здоровьем (позже я их переросла), мама могла сказать, что это может помешать учебе, но умолчала, а позже призналась, что внутренний голос говорил ей, что она не должна мне мешать.
Родители работают на заводе. Папа — токарем. Мама — раньше в бюро пропусков, сейчас подсчитывает количество выпущенных деталей. Папа очень творческий: любит читать, рисует, сочиняет, пишет стихи, ведет дневники. Мы с ним настолько похожи, что в одном возрасте стали делать одно и то же. Как-то в школе мне было скучно на уроке, и я стала что-то набрасывать в тетради. С тех пор это вошло в привычку. Мне один режиссер после премьеры спектакля написал на программке: «Таня, спасибо, что перестала рисовать на моих репетициях». Потому что если этого не делаю, значит, интересно. Не отношусь к своим рисункам серьезно. Но некоторые друзья, знакомые просят: «Можно я заберу на память или дома повешу?» Если походить по «Современнику», можно насобирать стопочку моих работ, потому что, как правило, я где нарисую, там и оставляю.
Как и папа, я веду дневники, у меня уже их несколько десятков. Это не просто описание того, что со мной происходит каждый день. Они очень сумбурные, без правил. Могу заполнить сразу три листа или не написать ни строчки. Когда открываешь новый дневник, боишься его испортить. У меня еще и почерк неаккуратный, сама порой ничего не могу разобрать. Я вывела формулу: «Чтобы не бояться испортить дневник, нужно портить с первой страницы». Тогда можно не думать, что туда пишешь и как. Дневник для меня — вариант психотерапии с самой собой. Иногда бывает, что-то случилось, мне лень подробно все записывать, но это такое важное событие, что я себя заставляю. Потому что, как показывает время, подробности улетучиваются. Когда стану старенькой, каждая строка в дневнике будет на вес моей молодости, заново буду все проживать. Конечно, у меня есть друзья. И дело не в том, что они плохие и ты им не все хочешь рассказать, думаю, не все и нужно говорить. Возможно, это тянется за мной со времен подросткового одиночества и уже вошло в привычку. Но сейчас я гораздо реже к дневнику обращаюсь. Чаще это делаю, когда у меня идет что-то не так.
С возрастом стала писать юмористические рассказы, выкладываю это у себя в «Фейсбуке» (запрещенная в России экстремистская организация). Чаще они от мужского лица, может, это создает некую дистанцию, которая помогает отстраненно взглянуть на ситуацию. Радуюсь, когда что-то придумывается.
Всегда любила читать стихи с выражением. Плакала в садике, когда мне давали играть снежинку, а мне хотелось больших ролей. В школе ждала, когда зададут выучить стих. Мне казалось, когда читаю на публику, как будто чуть больше понимаю про него. Кажется, немного заигралась в эту мудрость: вот сейчас выйду и вам поведаю. Помню, как читала со сцены на мероприятиях, брала паузу, зал замирал, и для меня это были счастливые минуты.
После окончания университета меня в Киеве звали в два театра. Наш курс тоже собирался создавать театр, и я могла там играть. Но, видимо, потому что все так гладко складывалось, мне нужно было выйти из зоны комфорта, попробовать новое. Во время учебы мы с курсом ездили в Москву, смотрели спектакли. С одной стороны, все казалось недосягаемым, с другой — возникал вопрос: чем я хуже, почему не попробовать? На курсе заранее всех предупредила, педагоги знали, что я поеду в Москву. У меня уже был здесь агент, он приезжал в Киев знакомиться с моим художественным руководителем. Я снималась потихоньку, копила деньги на переезд и отдавала их маме, потому что сама бы все растратила. И по окончании у меня была определенная сумма, которой мне на первое время хватило.
В театральном ты занят день и ночь. Выпуститься из вуза и ничего не делать, сидеть без работы — грустно и непривычно. Первое время в Москве я старалась себе искусственно помочь, создавала видимость занятости. И было уже не так страшно. То придумывала со знакомым спектакли, то готовилась к прослушиванию. Ходила везде, стучалась во все двери, но часто не продвигалась дальше охранника. Спрашивала у него: «Есть сегодня прослушивание?» Он отвечал: «Нет», и я почему-то считала, что сделала все возможное. Достаточно стоически выдержала период без работы. По чуть-чуть начались съемки, а как-то знакомый, с которым я готовила отрывок для поступления в театры, собрался в «Современник» на прослушивание, и мы пошли вместе. Меня взяли.
Прежде чем меня увидела Галина Борисовна Волчек, я прошла несколько этапов. Когда показывалась ей, уже чувствовала, что много людей в театре ко мне хорошо расположены, и на ее вопросы «где училась?», «как с документами?» за меня уже отвечали другие. Буквально через два дня меня повезли к ней на дачу репетировать «Вишневый сад», потому что пробовали на роль Ани. Галина Борисовна тогда узнала, что я из Украины, и попросила приготовить вареники. Мы репетировали, ели, разговаривали, опять репетировали и ели. И я сразу почувствовала, что там все желают только добра и нечего бояться.
Актерство — такая профессия, когда каждый раз все заново. Всякое бывает: от чувства, что можешь все, до ощущения, что не можешь ничего. И всегда это качели вверх-вниз. Это касается и финансов. Хорошо, что есть театр, он некая постоянная финансовая опора. В кино никакой гарантии, самые талантливые люди иногда месяцами сидят без работы. Поэтому пытаюсь растягивать, если мне удалось что-то заработать.
С Сашей Яценко мы снялись уже в трех проектах. В сериале «Ненастье» играли пару, я знала, что он пробуется в «Грозный», но не думала, что нас опять утвердят вместе. Удивились оба, когда это случилось. Мы с ним дружим, плотно общаемся, было приятно. Мы и с Сергеем Васильевичем Маковецким уже дважды встречаемся на съемочной площадке. В «Ненастье» он играл моего отца, а в «Грозном» — мужа (зрелого Ивана), правда, мы в кадре вместе не появляемся, моя героиня возникает только в его воспоминаниях.
Есть разные версии, кем была Анастасия для Грозного, но у нас она — главная любовь его жизни. Мудрая не по годам, с характером, вроде нежная, но при этом на равных существует с мужем, не потакает ему, не заглядывает в рот, а имеет право что-то сказать. Мне понравилось, что мы добавили в ее характер ироничности. Думаю, мы схожи с ней в мягкости, она не вспыльчивая, умеет промолчать, выдержать паузу. Наверное, могу и о себе сказать, что у меня есть чувство меры. А еще она верный друг, хотелось бы верить, что и я такой человек.
Это такой незабываемый опыт — прожить полгода своей жизни в наряде XVI века! Сперва казалось, что к этому невозможно привыкнуть: туго заколотый плат, многослойные россыпи камней, какие-то странные названия всех деталей костюма. Под конец проекта, конечно, все одеяния стали родными, хорошо изученными. У меня есть забавная подборка фотографий из серии: я в средневековом платье стою у автомата и покупаю кока-колу или я в том же виде сижу за рулем машины нашего звукорежиссера. Этот контраст не может не веселить. Если бы у нас был премьерный показ (но, увы, карантин), надо было бы всем актерам пройти по красной дорожке именно в костюмах из сериала. Вот это было бы зрелище!