Уже 40 лет назад ее знал в лицо каждый новосибирец. Роза Литвиненко рассказывала по телевизору о новых фильмах, выходивших в кинотеатрах. Затем появились передачи-встречи с актерами и режиссерами «Кино и зритель». Каждая встреча – часть жизни, даже если длилась всего час. Но со многими героями своих передач Роза Александровна потом дружила всю жизнь.
Список людей, побывавших в студии Розы Литвиненко, кажется просто нереальным – Андрей Тарковский, Ролан Быков, Иннокентий Смоктуновский и многие другие даже не звезды, как сейчас принято называть известных кинематографистов, – легенды! У многих она бывала дома или в театральных гримерках – летала на съемки в Москву. Специально для Woman’s Day Роза Александровна поделились уникальными фотографиями и воспоминаниями о прошлом – с улыбкой.
12 удивительных историй о звездах первой величины и не менее уникальные фотографии – на следующих страницах.
Ролан Быков. «А даму угостить?»
Он категорически не хотел сниматься, сказал, что не любит телевидение. Он тогда бросил пить, у него был плохой характер. Все были с…!
Я пришла к Быкову в гостиницу, села на стул и решила, что не уйду, пока не согласится. Он метался по номеру – маленький, я чувствовала себя огромной рядом с ним. Метался и кричал: «Нет, ни за что!» Телефон в номере постоянно звонил, его ждали где-то, а Быков отвечал: «Я с телевидением разговариваю!» и бросал трубку. «Эти с… мне простить не могут… Вы же знаете, что я не делал свой юбилей в Союзе кинематографистов?» Я не знала. Потом еще несколько раз мне: «Нет!» И в трубку: «Я же разговариваю с телевидением!» Наконец он бросился к холодильнику, достал оттуда что-то, завернутое в фольгу, – оказалось, кусочек черного хлеба. И начал жевать. И тут я сказала: «А даму угостить?» Быков замер, посмотрел на меня и отломил часть. Стали жевать корочку вместе. Его должны были отвезти куда-то на обед. Он надел кожаное пальто и кожаную кепку, и мы пошли к лифту. Он взял меня, такую огромную, под руку и вдруг стал на голову выше меня. Как это произошло? Это и есть талант!
На следующий день Ролан Быков приехал на студию и был так прекрасен, что пришлось делать передачу в двух частях – она шла два вечера подряд.
Петр Тодоровский. Интервью под птичьи трели
Петр Ефимович предложил записать интервью у него дома. Он был удивительно доброжелательным человеком и талантливым во всем – даже на стуле сидел необыкновенно. У него в комнате была клетка с какой-то птицей, которая все время пела – звукооператор потом ухитрился как-то вычистить с пленки этот птичий гомон. Птица так любила Тодоровского, что просто заходилась от счастья, когда слышала его голос.
Их с Мирой сына, тогда уже известного режиссера и начинающего продюсера, дома не было. «Валера любит ездить на дачу. Я бы волновался – известно, как молодые люди проводят время на даче, но я знаю, чем Валера там занимается – он работает», – объяснил Тодоровский.
Квартира – большая, в доме «сталинской» постройки – поражала аскетизмом обстановки, ничего лишнего. И почему-то совсем не было фотографий на стенах. То же самое в квартире Григория Чухрая, режиссера фильмов «Баллада о солдате», «Чистое небо», где мы снимали накануне, – всего два фотопортрета на стене было.
Михаил Ульянов. «Хороший ты мужик»
Во всех его героях чувствовалось исключительное мужское начало и значительность. Ему не нужно было изображать это, он таким был. Когда Ульянов на сцене обнимал Юлию Борисову, то у женщин в зале от первого до последнего ряда дрожь по телу пробегала. Мне кажется, что когда в фильме «Простая история» Мордюкова сказала: «Хороший ты мужик, Андрей Егорыч, но не орел», досада, промелькнувшая на лице Ульянова, была не сыграна – он за себя обиделся.
Владимир Зельдин. «А дышать кто будет?»
Передачу с Зельдиным я снимала в гримерке. По бесконечным коридорам огромного театра Советской Армии он передвигался бегом и что-то по пути рассказывал. Я еле поспевала за ним и думала: «А дышать кто будет?» Когда добежали до гримерки, оказалось, что оператор по дороге потерялся.
Недавний перелом шейки бедра – первое заболевание Владимира Зельдина за 100 лет! Когда ему было чуть за 50, он женился на Иветте Капраловой – ей тогда было 28, она работала в Бюро пропаганды киноискусства. Все полвека брака Вета – его опора. Он никогда не садился за руль, Вета всю жизнь возит. Из домашних обязанностей у Зельдина – прогулки с собакой, они всегда держали дворняжек. И еще он смотрит все выпуски новостей на всех каналах.
Иннокентий Смоктуновский. «С Вами было легко и просто»
Он приехал в Новосибирск с Малым театром на гастроли. Я делала с ним передачу, а для редакции литдрамы замечательный режиссер Ким Долгин снимал сцены из спектакля Малого «Царь Федор Иоаннович». И Смоктуновский был беспощаден к себе и партнерам. Требовал еще и еще повторить сцену, добиваясь абсолютной точности интонации – хотя, казалось бы, что ему, которого знает полмира, эта съемка на новосибирской студии телевидения.
Народ у нас любит артистов, но к Смоктуновскому была другая любовь – дотронуться нельзя, он не из этого мира, он над миром. После съемки его обступили сотрудники телевидения, он всем подписывал фотографии и давал автографы. «Неужели вам не хочется?» – спросил, увидев, что я стою в сторонке. А я, правда, никогда не увлекалась собиранием автографов. Но Смоктуновский сам написал мне на фотографии: «Милая, красивая Роза, с Вами было легко и просто. Спасибо».
Андрей Болтнев. «Мне некуда позвать семью»
У него было мало времени – торопился навестить маму, которая жила где-то в удаленном районе Москвы, я тоже спешила. Мы встретились у театра имени Вл. Маяковского, где он работал, но мне не хотелось снимать Андрея в помещении, и я спросила: «У тебя есть любимое место?» Он повел нас с оператором на Тверской бульвар, который в пяти минутах ходьбы от театра. Сидели, разговаривали на скамейке – как в фильме «Москва слезам не верит». Народ не узнавал Андрея и не обращал внимания на человека с камерой. Так хорошо поговорили… Тогда он и сказал впервые в своих интервью, что все десять лет в Москве живет в общежитии театра: «Мне некуда позвать семью». Просто и спокойно сказал. А потом оказалось, что это была его последняя съемка и последнее интервью, потому что буквально через несколько недель Андрея не стало, он умер от инсульта 12 мая 1995 года.
Донатас Банионис. Поездка в «Колыбань»
В Новосибирск приехала группа литовских актеров во главе с Банионисом и каким-то партийным функционером. Дело было еще до распада Советского Союза. Актерам показывали город, поили-кормили, парили в бане. Регимантас Адомайтис не выдержал нагрузки и уехал домой на съемки. Баниониса и оставшихся товарищей решили свозить в в настоящее сибирское село возле Колывани, где недавно построили Дом культуры. Мне нужно было договориться с Банионисом о записи передачи, поэтому я поехала с ними в «Колыбань» (так у Баниониса получалось). В деревне, на свежем морозном воздухе гости ожили. В колхозе их водили на ферму смотреть на дойку, а потом повели в столовую. А там столы ломились от угощения и бутылок. Председатель колхоза поднимал тосты за каждую роль в кино дорогого гостя. Расставались они друзьями на всю жизнь, обнялись на прощание, едва удалось расцепить объятия. Но на следующий день Банионис пришел на запись передачи свежий, как огурчик, готовый к работе, как и положено профессионалу.
Андрей Тарковский. Обещанная встреча
В 1976 году Тарковский поехал в Томск на премьеру своего фильма «Зеркало» – его пригласил легендарный директор Дворца зрелищ и спорта Моисей Мучник. В Новосибирске узнали, что у соседей будет режиссер «Иванова детства», «Андрея Рублева» и «Соляриса», и тоже позвали – в Академгородок. Конечно, я хотела сделать с ним передачу. Все говорили, что это невозможно, у Тарковского нет ни одного интервью для телевидения, и он не согласится ни за что и никогда. Помогла Нея Марковна Зоркая, киновед и кинокритик. Тарковский дал ей слово «встретиться в Новосибирске с Розой». Время записи передачи было назначено. А я пошла на хитрость – не поехала его встречать на вокзал, чтобы у него не было времени отказаться под каким-нибудь предлогом. Он приехал из Томска с женой и ассистенткой. Мне рассказывали потом, что он по приезде страшно нервничал, вглядывался в лица встречающих и вскрикивал: «Роза где? Где Роза?»
Первой по плану у Тарковского была встреча со зрителями в Академгородке. На обратном пути машина сломалась – на студии паника, все срывается. Отправили за ними машину – к счастью, нашли их на дороге, привезли. Когда Тарковский вошел, я заперла павильон на ключ и скомандовала: «Все умерли! Ни звука из аппаратной!» Оператор еле слышно сказал: «Мотор!», на камере зажегся красный огонек – запись пошла. А Тарковский смотрит куда-то в сторону, отвечает односложно: да-нет. Сердит на себя, что согласился. Он – «нет», а я молчу – чтобы он сам сказал, что я хотела от него услышать. Но когда зашла речь о драматичных отношениях художника и зрителей, я подыграла режиссеру «непонятного» фильма вопросом от «команды нормальных зрителей». Тарковский отреагировал очень живо: «Говорят, что на мои фильмы зрители не ходят, а в Томске стадион был полный!» Развернулся, наконец, ко мне и заговорил.
После съемки ко мне подошла жена Тарковского, Лариса, и сказала: «Розочка, я перед Вами преклоняюсь – я теперь поняла, как надо разговаривать с Андреем». Запись этой передачи, как и многих других передач тех лет, не сохранилась – видеоленту после эфира стирали для новой записи. Правда, ассистентка Тарковского делала аудиозапись из аппаратной. Но где теперь эта пленка?
Кстати, мне недавно рассказали, что стенограмму встречи в Академгородке, которая в состоялась в тот день несколькими часами раньше, купили на аукционе «Сотбис» российские меценаты и передали в музей Тарковского в его родном Юрьевце.
Валентина Талызина. «Муж объелся груш»
Я научила Валю, как на встречах со зрителями отвечать о личной жизни. Зачем мучить себя в очередной раз рассказом о том, как рассталась с мужем?
Первый вариант. Пришла ты на встречу к офицерам. Присылают записку: «Кто у вас муж?» Читаешь, мнешь записку, поднимаешь глаза, вздыхаешь и говоришь: «Военный». Бурные аплодисменты.
Проверила – работает! Потому что у каждого мужчины есть военный билет.
Второй вариант. Ты едешь в санаторий. Там вокруг тебя будут старухи – у кого что болит, тот о том и говорит. Тебя спрашивают: снимаешься и есть ли муж? Отвечаешь: да, бывает, и муж объелся груш.
Работает! И везде бурные аплодисменты.
Никита Михалков. Очередь из журналистов
Только что отмечали его солидный юбилей. Тогда было подбитое крыло. От него ушла Настя [Вертинская], и везде, куда бы он ни приходил, его спрашивали об этом. Он переживал страшно. В нем было столько огня. Он привозил в Новосибирск первую режиссерскую работу – свой дипломный фильм («Спокойный день в конце войны», 1970 год). Все еще было впереди.
На V съезде Союза кинематографистов, проходившем в бурные «перестроечные» годы, Михалков единственный вступился за «стариков» – Сергея Бондарчука, Льва Кулиджанова. Некоторое время спустя я встретила в Москве свою давнюю знакомую, актрису. Мало кто теперь помнит ее фамилию, хотя она снялась почти в ста фильмах. «Представляешь, – рассказала она, – после Пятого съезда у нас на «Мосфильме» решили позаботиться об актерах, велели записываться в очередь на машину. И вдруг оказалось, что мы с мужем уже пятые! Очередь быстро подошла, а денег-то нет. Так я побежала по всей Москве с авоськой – займу, заверну в бумажку, суну в авоську и к следующему бегу. Насобирала!»
Вторая моя встреча с Никитой Михалковым произошла на съезде кинематографистов в 1998 году, когда он уже возглавил союз. Это был уже почти нынешний Никита Сергеевич. После очередного заседания к нему выстроилась очередь из журналистов. Я посмотрела и решила в нее не вставать.
Ирина Алферова. «Когда так больно, надо ли повторять?»
Она много раз приезжала в Новосибирск, но делать с ней передачу я не хотела – не могла найти предмета разговора. Застывшее благополучие. А потом они с Сашей Абдуловым расстались. Ирина приехала играть антрепризный спектакль. Первая встреча. 6 утра, аэропорт, она не накрашенная, ее встречают сестра Таня (она еще жива была) и их очаровательная мама: «Ирочка, я всю жизнь мечтала, чтобы ты была в передаче у этой женщины».
Разрыв с Сашей был болевой точкой Алферовой, она говорила, что у нее все было сосредоточено на семье, и как ей теперь нелегко. «Что, любовь все-таки есть?» – спросила я. «Конечно, есть!!!» «Когда так больно, надо ли повторять?» – «Обязательно!»
Я глубоко убеждена, сколько бы Абдулов в последние свои годы ни рассказывал о любви к жене Юле, Алферова была его единственной настоящей любовью. Они приезжали потом в Новосибирск вместе, играли спектакль «Пришел мужчина к женщине». Я смотрела на сцену и думала: «О, мои дорогие, это до конца».
Зоя Федорова. «Это не звезда, а враг народа»
Ожидание записи передачи с Федоровой затягивалось, но Зоя Алексеевна никуда не спешила. Мы сидели вдвоем, и она почему-то решила рассказать мне о том, о чем в те времена еще не принято было писать в газетах и говорить с экрана. «Люди говорят про меня: «Ой, какая она стала толстая». Кто бы знал, как я боюсь похудеть – если худая, значит, опять нет еды, голодаю…»
«Вы же не знаете, КАКАЯ я была популярная актриса! Во время этапа меня увидел проходивший по вагону парень в чекистской форме: «Елки-палки, это же звезда кино Федорова!» А мой охранник, ровесник того парня, сказал: «Это не звезда, это враг народа». А я на воле даже газет не читала – в тюрьме начала читать».
До сих пор у меня в памяти рассказ Федоровой о том, как она боялась, чтобы ее дочери не сказали, кто ее мама. Виктории было меньше года от роду, когда маму арестовали. Она называла мамой тетю, сестру Зои, которая ее растила в ссылке в Казахстане. Когда Федорову выпустили, то привезли на Лубянку и спросили, есть ли куда ей поехать в Москве, потому что в ее квартире уже жили другие люди. Она назвала мужа Лидии Руслановой, с которой подружилась в тюремной камере, генерала Крюкова. Он за ней приехал. Потом Зоя пошла на вокзал встречать дочку, которая ее совсем не знала. Русланова дала подруге свою шубку и серьги: важно произвести «первое впечатление на девочку».
Я долго не могла в себя прийти от того, что Федорова мне рассказала, – как на исповеди. Она почему-то выбрала меня, молоденькую тогда, я первый или второй год всего работала на телевидении. Рассказала, а потом вошла в павильон, села перед камерой и – как ни в чем не бывало – стала говорить о своей работе. Актриса!
Post Scriptum
Судьбой дарованные встречи – кинолента моей жизни. Я никогда не снимала кино, но оно всегда было со мной. Кадры, кадры… а на них дорогие мне лица. Лия Ахеджакова, равной которой нет: «Ищу человека», «Двадцать дней без войны» – часами могу говорить о каждом плане этих фильмов... Красавица – единственная Ирина Купченко… Великие мультипликаторы: Федор Хитрук, Юрий Норштейн, Гарри Бардин… Лента движется… Великие и не великие документалисты: Герц Франк, Ансис Эпнерс, Валентина Гуркаленко, сибиряки – Валерий Соломин, Юрий Шиллер и другие. Новые кадры – Людмила Касаткина, Сергей Колосов, Булат Окуджава, Зураб Соткилава, Армен Джигарханян, грустный Андрей Миронов, Валерий Носик – очаровательный, красавица Любочка Полищук, необыкновенные – Юрий Богатырев и Станислав Любшин, Алиса Фрейндлих, Леонид Филатов, Олег Табаков, стоп! – Богдан Ступка. Последняя запись, с подачи Лии Ахеджаковой. Это она рекомендовала ему не отказать моей просьбе «записаться».
Светлана Дружинина охотно согласилась на интервью. Дружинина – режиссер, даже когда снимают ее, сама заботится о мизансцене. Сидеть на стульях ей показалось скучным. Мы расположились прямо на полу, у трибуны.
А свою самую первую передачу я провела из дома. Накануне прямого эфира слегла с гриппом, была температура под 40 и угроза заразить героя передачи – кинооператора Эдуарда Розовского, снимавшего «Человека-амфибию» и «Белое солнце пустыни». Гость сидел в студии один, а я по телефону давала команды режиссеру.
О, лента памяти, подарок судьбы, – не останавливайся. Не знаю, кому это надо больше. Но, дай Бог, чтоб каждому из вас судьба дарила встречи. А сегодня я посылаю свои вам.
Роза Литвиненко