Лев Лещенко: «До болезни чувствовал себя в 10 раз лучше»

– Как вы себя чувствуете после перенесенного коронавируса? Вы проверяли, есть ли у вас теперь к нему антитела?

– Я выскочил из болезни достаточно легко, но болел тяжело. Так что рекомендую всем принимать разумные меры предосторожности. Вирус еще не отступил, он где-то рядом. Думаю, у всех переболевших в этот период вирусным воспалением легких был коронавирус. Почему-то все от этого открещиваются, как будто это неприличная болезнь. Эта болезнь уже укоренилась в человеческой популяции. Ею переболеют от 60 до 80% населения. Вакцина, говорят, не понадобится, когда переболеют 50%. Как только вышел из больницы, занялся реабилитацией — зарядка по утрам, прогулки, какие-то процедуры, но все равно остаточные явления существуют. Чувствуешь, что находишься в какой-то прострации: и в плане головокружений, и энергия очень сильно снижается. Нужно минимум один-два месяца, чтобы снова стать полноценным человеком. После моего выздоровления уже прошло три месяца, но я не могу сказать, что я в полном порядке. До болезни я чувствовал себя в 10 раз лучше. Антитела выработались, и это успокаивает, а вот у моей жены антител нет, хотя мы с ней вместе болели и даже лежали в одной палате интенсивной терапии. Но врачи уверяют, иммунитет все равно есть, хотя и временный. Я знаю компанию, в которой все переболели. Вот с ними мы собираемся и общаемся в режиме абсолютной свободы.

– Вы за 61 год карьеры где только не выступали. А какая поездка запомнилась больше всего?

– Первая большая заграничная поездка в капиталистическую страну, в 1973–1974 годах в Японию, где отмечал Новый год. Это была феерическая интересная работа на выставке «Советская социалистическая Сибирь». Мы пробыли там 40 дней, устраивали концерты для местной публики в Токио. Тогда была большая разница между капстраной и соцстраной. Это были два мира. Я посмотрел, как японцы справляют Новый год в районе Гиндза, где все было невероятно ярко и красочно, несмотря на энергетический кризис.

– Записываете ли вы сейчас новые песни или в этом нет смысла, так как поклонники приходят на ваши концерты за всеми любимыми старыми хитами?

– В год я пишу 15—20 новых песен. Что-то оставляю, что-то выбрасываю. За последние два года записал четыре альбома. Я их нигде не афишировал и не представлял: пишу для себя, чтобы оставаться в тренде, и для тех, кто любит мои песни, моих поклонников. Сейчас эти диски не продаются, так что это не коммерческая работа. Со времени болезни записал 4 песни, две из которых показал на ночном концерте в метро, где спел новую песню о Москве и новую песню «Ноль три», которую посвятил врачам.

– Удалось ли как-то отдохнуть этим летом?

– Побывал на костюмированном сельском празднике на Волге по мотивам «Кавказской пленницы», где крал местную Нину и распевал песни с самодеятельными артистами — моими друзьями. Полетел туда на вертолете и приземлился прямо на берегу, где у моего друга отличная усадьба с оленями, собаками, курами, лошадьми. Там и рыбалка, и охота, и все на свете. Пробыл там неделю с большой компанией. Это очень интересные люди, с которыми приятно проводить время.

– Вас можно назвать сыном полка, в котором служил ваш отец. Что особенно запомнилось из «военного» детства?

– Запомнилась одежда: гимнастерка, солдатские сапоги, пилотка, которую мне сшил старшина полка, который был земляком отца и моим воспитателем. Папа служил, и, когда мама умерла, я был три месяца в руках этого старшины. Детских садов не было, так что утром меня вели в полк, я отдавал честь и шел дальше в столовую, на стрельбище, на политзанятия.

– Когда вы с первого раза не попали в ГИТИС, то работали рабочим сцены в Большом театре, слесарем-сборщиком точных измерительных приборов. Кем бы еще могли и хотели стать, если бы карьера сложилась по-другому?

– Я все-таки больше гуманитарий, и если бы не стал певцом, то, возможно, пошел бы преподавать, стал бы учителем пения, физкультуры или литературы. Когда я был маленьким, большого выбора не было. Это уже потом появилась профессия космонавта, геолога, оператора. Все мальчишки, конечно, мечтают, и я мечтал стать пожарным. У нас в Сокольниках у всех двухэтажных домиков были пожарные лестницы, и мы лазили по ним, по крышам, так что меня даже прозвали пожарным.

– Ваше исполнение песни «До свиданья, Москва» на закрытии Олимпиады-80 заставило плакать всю страну, весь мир и теперь вызывает слезы у слушателей. А что может заставить плакать вас?

– Я, безусловно, сентиментальный человек, как любой русский. Могу прослезиться на каком-то эпизоде в кино. Когда я исполняю песню, то эмоции помогают мне голосом выразить те чувства, которые приходят во время исполнения. Но от радости я не плачу, слезу Ирины Родниной на пьедестале повторить не смогу. Когда я болею в спорте, то или злюсь, или торжествую.

– О вашей дружбе с Владимиром Винокуром ходят легенды. А вы ссорились когда-нибудь?

– Конечно, и очень часто. В творчестве это необходимо. В начале нашей дружбы пытались разыгрывать друг друга, но сейчас уже нет, потому что все приколы известны. Например, когда мне звонила жена, Володька брал у меня телефон и отвечал ей моим голосом, а Ира не сразу понимала, что это не я. А я как-то позвонил ему, когда он был в Таллине, от имени журналиста Урмаса Отта, который с ним делал программу, и минут пять говорил ему о проблемах. Потом он позвал Урмаса подняться к нему в номер и был, мягко говоря, очень удивлен при виде меня.

– Вы как-то сказали, что женщина не должна работать. Почему? Довольна ли ваша супруга Ирина ролью домохозяйки? В чем секрет вашей долгой счастливой семейной жизни?

– Женщина не должна работать, когда у мужа такая жизненная стезя или трудовая деятельность, которой он отдает много энергии. Если он много ездит в командировки, то если бы и она работала, то вообще бы не виделись. Жены военных, как правило, мало работают, воспитывают детей, потому что военные много отсутствуют на учениях. Домохозяйство — это тоже огромный труд, иногда больше, чем работа. А удерживает нас с Ирой вместе какое-то единство взглядов, симпатия друг к другу, привязанность, уважение, интеллигентные отношения. Нельзя никогда переходить на скандал. Как говорят, совет да любовь и терпение создают большую крепкую семью. У нас семья небольшая (у Лещенко нет детей. — Прим. «Антенны»), но достаточно крепкая и дружная. Безусловно, мы любим друг друга. Любовь — это понятие не разовое, а глобальное, в котором много подпонятий. Иногда ссоримся, наверное, потому, что я не выполняю каких-то своих обязанностей по своему здоровью: таблетки вовремя не пью, не ем вовремя. Сейчас у меня обязанностей по дому нет, а раньше, когда я строил дом, то применял свои навыки слесаря-сборщика: мог повесить картины, шторы, мог что-то с водопроводом сделать. В свое время я был рукодельником, но сейчас есть специалисты, которые все сделают за пять минут.

– Вы Водолей по знаку Зодиака. И хобби у вас соответствующее — подводная охота. Где и на кого охотитесь?

– Не охочусь я очень давно, но люблю подводный мир и, когда бываю на юге, то ныряю с маской, собираю ракушки, наблюдаю за рыбами. Есть такие живописные уголки, например, на Красном море, где очень интересно заниматься этим. Любимое море у меня Черное. Я раньше проводил много времени в Ялте, Сочи, когда не было возможности ездить за границу.

– Есть ли у нас в эстраде певец, который сможет стать таким, как вы, певцом эпохи?

– Если не брать в расчет Колю Баскова и других, которые уже завоевали себе место под солнцем, то единственный, кого я вижу, это Макс Барский. Это человек, который точно формулирует свое отношение к зрителю, к песне и продолжает старые песенные традиции в новом музыкальном формате. Мелодика остается той же, но он поет голосом. Другие молодые певцы популярны, но они не держат традицию, а это путь в никуда. В истории остаются только люди, которые держат фундаментальную музыку народно-эстрадного плана. При всем моем уважении к Лазареву или Билану, они этого не делают. Вот Челлентано и Кутуньо — это классика. Сейчас я не вижу таких людей, которые держат все в традиционном тренде. Вот Игорь Крутой держит этот тренд и поэтому популярен. Его «Мадонна», «Я люблю тебя до слез» и другие песни сделаны в рамках российской эстрадной музыки. Это не ноу-хау, не рэп, хотя он мог бы сочинять его, но он выбрал этот путь, который более долговечен. Его прошли Пугачева, Киркоров — люди, работающие в классической эстраде. Песни должны быть с хорошей музыкой и со словами, чтобы было что послушать и о чем подумать. А современные песни — это одна строчка, которая бесконечно повторяется.