Лед и гид

Перед вылетом я проверил прогноз погоды, и он оказался столь скверным, что я тут же отослал Мейеру SMS со словами C’est la vie. Он тотчас ответил с высоты 4000 м над уровнем моря: возможно, мы успеем проскочить в небольшое окно ясной погоды. Времени будет немного, но шансы есть.

Грозы и ветра – не единственная причина для беспокойства. Без должной акклиматизации альпийские высоты могут вызвать серьезные недомогания. За пару часов до отсылки своего сообщения Фабьен обнаружил в горах женщину-альпинистку с приступом самой тяжелой формы горной болезни – отека мозга. Он вызвал спасательный вертолет, и через десять минут женщину доставили в местную больницу. Поскольку маршруты восхождений на Монблан не слишком сложны и не требуют специальной подготовки, многие туристы недооценивают опасность. Длина дневного перехода (около 15 часов) требует неплохой выносливости. Немного статистики: ежегодно на склонах Монблана гибнет 35 человек – больше, чем на любой другой горе мира, включая Эверест.

На следующий день после обеда мы поднялись на фуникулере от деревеньки Ле Уш к альпийским лугам Бельвю. Там мы, как ни странно, сели в поезд (тоннервильская узкоколейка) и добрались до Нид д’Эгль («Гнездо Орла») – продуваемого всеми ветрами каменистого плато на высоте около 3000 м. Отсюда гора кажется очень большой и очень белой, она возвышается прямо над вашей головой. Полные предвкушений (а в моем случае еще и некоторого чув­ства фаталистической обреченности), мы начинаем трехчасовой переход вверх по тропе, напоминающей ухоженную трассу «американских горок». Восхождение оказывается не слишком утомительным, и довольно скоро, когда склон начинает окутывать вечерний туман, мы прибываем в приют Tête Rousse, где и останавливаемся на ночлег. Этот двухэтажный спальный корпус располагается на краю огромной снежной чаши, отделяющей пройденную нами безмятежную часть маршрута от громоздящихся выше снежных круч. Отдых совершенно необходим перед тем, как пересечь участок, который Фабьен обозначил словами «не очень хороший овражек» – Гран Кулуар, природный каменистый желоб, по которому нередко прокатываются оторвавшиеся от тающих ледников валуны. После встречи с одним таким камнем пару лет назад Мейер прекратил пользоваться этим классическим маршрутом в июле и августе и заглядывает сюда лишь в более холодные месяцы – в июне и сентябре. Глобальное потепление вносит коррективы даже в привычки альпийских старожилов.

Ночью я просыпаюсь через каждые несколько минут, кровь шумит в голове от высоты и волнения. В половине пятого утра Мейер, расположившийся на соседнем матрасе, окончательно будит меня толчком в бок. Мы включаем голов­ные фонарики и начинаем возиться со снаряжением. Наконец ­мы надеваем кошки, выходим в темноту и начинаем восхождение.

Не надо считать меня полным идиотом: перед поездкой я взял пару уроков альпинизма и знаю, что кошки нужны для того, чтобы фиксировать ногу параллельно склону, в то время как десять вертикальных шипов плотно держатся за лед, обеспечивая максимальное сцепление. При скалолазании, с которым я знаком лучше, веревка крепится за неподвижный якорь, однако в нашем случае она соединяет только туриста и проводника. В качестве аварийного тормоза можно воспользоваться ледорубом, однако недопустимо опасно вообще доводить дело до скольжения. И все же вся моя альпинистская техника кажется моему проводнику чудовищно примитивной. «Но вы не виноваты, вы же никогда не имели возможности потренироваться у меня», – Фабьен демонстрирует максимум благожелательности, возможной в этот ранний и холодный утренний час. В пять утра Мейер пристегивает свой карабин к перлоновому тросу, пересекающему 7‑метровый желоб, и мы без приключений пересекаем опасный участок. Следующие два часа тропа идет по каменистому гребню, который называется Arête du Goûter. В 3500 м внизу в Шамони загораются огни – об этом зрелище я читал в десятках альпинистских мемуаров.

Около 9 утра мы прибываем в приют Гутэ. Время принимать решение: если погода благоприятствует, а у меня нет признаков горной болезни, мы после небольшого отдыха продолжим путь к вершине. Кажется, пока все в порядке. Чтобы я лишний раз оценил свое везение, судьбе было угодно разместить за соседним столиком молодую француженку, которая не смогла продолжить восхождение со своей группой. «Я чувствую себя, как брошенная собака», – говорит она и в следующую секунду извергает из себя свой завтрак.

Последующий трехчасовой переход через унылые снежные поля часто описывают как самую скучную часть маршрута – большинство туристов никогда не видят эту часть при дневном свете, поскольку начинают маршрут с утра, останавливаются на ночлег в Гутэ и выходят отсюда до рассвета. Но меня завораживает вид на пронзительно-синее небо и острые иглы Aiguilles на западе. Кажется, что светятся даже скалы. Затем мы убираем лыжные палки в рюкзаки и снова достаем ледорубы, чтобы подняться по склону, вздымающемуся под углом 45 градусов. Я стараюсь подражать тому, как Мейер обращается с кошками. Движение среди огромных ледяных стен (сераков) напоминает поведение муравья, попавшего в гигант­скую геометрическую диаграмму. К счастью, у меня нет ни головной боли, ни тошноты; однако в отсутствие привалов (как это принято у французов) я чувствую нехватку кислорода: болят легкие. Наконец мы на гребне – узкой полосе слежавшегося снега, разделяющей обрывистые южный и северный склоны горы. В обычных обстоятельствах я бы замер от восхищения, но сейчас все мое внимание занимает передвижение ног Фабьена.

Затем, почти незаметно, гребень сменяет уклон, и мой проводник сообщает мне долгожданную новость: мы на вершине. Я счастлив и горд, но теперь самое время выбираться отсюда, пока не наступило переохлаждение. По мере спуска мое сознание проясняется и я наконец могу оценить красоты окружающего нас горного пейзажа.

Переночевав в Гутэ, мы выходим до рассвета и обнаруживаем, что Монблан припас для нас еще один сюрприз: скальная тропа обледенела. Мейер предусмотрительно берет меня на короткий поводок. Гран Кулуар не должен представлять опасности — утренний холод вморозил камни в лед – однако, оставив его позади, мы слышим грохот. По скальному желобу летят валуны размером с обеденный стол. Я спрашиваю Мейера, что было бы, если бы они пролетели минутой раньше. «Нам пришлось бы убегать», – отвечает он.

Я вспоминаю, как на прошлом ночлеге Фабьен разговорился с начинающим британским туристом, заблудившимся при ночном спуске с Монблана. «Я думаю, люди, которые лезут на гору для забавы, хотят заполнить пустоту в жизни», – сказал англичанин. Может быть, это и про меня, на шестом десятке отправившегося в Альпы за приключениями? «У всех есть в жизни пустоты», – ответил ему Мейер. – Монблан – не самый худший из наполнителей. Человеку вполне естественно принимать решения, а потом осуществлять их». Французские проводники хороши еще и тем, что знают простые ответы на сложные вопросы.