«Да, мам, что ты хотела?» — голос Игоря был таким откровенно недовольным, что она сразу внутренне сжалась. Ну вот, опять позвонила не вовремя! Она жутко комплексовала, потому что сын раздражался ее звонкам и в будни (я занят!), и в выходные (я же отдыхаю!). После каждой такой отповеди она в душе корила себя: называла назойливой мухой или классической клушей, которая, выпустив птенца из-под крыла, все продолжает о нем кудахтать. Чувства при этом испытывала противоречивые. С одной стороны, радовалась, что услышала самый родной на свете голос (жив-здоров, и слава богу!), а с другой — пыталась подавить невольно подступающую обиду.
Конечно, можно понять недовольство парня, три года назад окончившего институт и живущего на съемной квартире, когда мать при каждом звонке принимается расспрашивать, здоров ли он и все ли благополучно у него на работе. «Я устал от твоего контроля!» — чеканил он в трубку. Она начинала сбивчиво оправдываться, что это и не контроль вовсе, а просто беспокойство за него и проявление нормального интереса к жизни самого близкого человека. Однако ее привычные доводы его привычно не убеждали, и каждый разговор заканчивался стандартно: «У меня все хорошо! Буду нуждаться в твоем совете — непременно обращусь». Как следствие, она стала звонить ему гораздо реже. Не потому, что меньше по нему скучала, просто боялась в очередной раз навлечь на себя его недовольство.
Сегодня она тоже долго не решалась набрать его номер, но наконец нажала на мобильном контакт «Игорек». На сей раз, помимо обычного желания услышать голос сына, ей нужен был профессиональный совет человека, имеющего высшее медицинское образование. Уже несколько дней ее беспокоили то тянущие, то резкие боли за грудиной, а пульс бился где-то в горле трепещущей бабочкой, мешая дышать.
«Привет, мой мальчик! Я не очень тебя отвлекаю?» — она старалась, чтобы ее голос звучал как можно безмятежнее.
«Очень отвлекаешь — я готовлю презентацию для научно-практической конференции, времени у меня совсем немного», — с нескрываемой досадой ответил сын.
Она замолчала. На другом конце в трубке был отчетливо слышен грохот World of tanks. Очевидно, события на поле боя разворачивались не в пользу будущего участника научно-практической конференции: в трубке что-то громко бухнуло одновременно с отчаянным возгласом сына.
«Мам, ну что опять? — раздраженно спросил Игорь. — Ты не нашла другого времени, чтобы опять спросить, как у меня дела? Могу я хотя бы в субботу без помех заняться тем, что для меня важно?»
«Да нет, я ни про какие твои дела спрашивать не собиралась, — торопливо заговорила она, с трудом переводя дыхание. — Наоборот, у тебя как медика совета спросить хотела. Знаешь, который день что-то жмет в груди и рука немеет. Ночь сегодня почти не спала, а под утро такой страх смерти накатил, что думала — реально умру. Мне не хочется тебя беспокоить в выходной, но, может, заглянешь? Со мной никогда еще ничего подобного не было».
«Ой, ну все, задрейфовала моя мамуля в стан вечно хнычущих старушек! — Игорь не считал нужным скрывать насмешливый тон. — Я тебе как врач скажу — поменьше прислушивайся к себе и своим ощущениям. Мне жуть как надоели тетушки, которые несутся в поликлинику при каждом чихе и проводят там дни напролет, истязая врачей своими несуществующими болячками. Ты ведь всегда над такими посмеивалась, а сейчас сама им уподобляешься. Поскольку по линии кардиологии у тебя никаких проблем раньше не было, думаю, и сейчас ничего особенного, скорее всего, банальная межреберная невралгия. Старайся двигаться побольше, а не сериалами себя тешить. Если до понедельника не отпустит, иди на прием к неврологу. И не придумывай себе лишних хворей!».
«Хорошо, спасибо, так и сделаю, — она бодрилась как могла, чтобы не раздражать сына. — Просто напугали новые ощущения, да и больно очень. Со мной такое впервые».
«Все в жизни когда-то бывает в первый раз, — снисходительно сказал Игорь. — Лучше сделай зарядку, но не очень интенсивную, для острой фазы невралгии это не рекомендуется. В понедельник созвонимся».
«А ты ко мне в выходные не заглянешь? — против ее воли тон получился униженно-просительным. — Если полегче будет, я бы твой любимый пирог с капустой испекла».
«Нет, не получится! — безапелляционно ответил он. — До вечера буду заниматься подготовкой презентации, а в шесть у Тимура встречаемся с компанией ребят: еще в начале недели договорились, что сегодня играем в „Мафию“. А завтра хочу в спортзал сходить: от сидячей работы тоже того гляди невралгия разыграется. Так что давай до понедельника. Пока!»
«Пока!» — не успела сказать она, как в трубке раздались короткие гудки.
Она полежала еще какое-то время, пытаясь унять растревоженную «бабочку» в груди. «Что-то я и правда безвольная какая-то стала, болезни себе начала придумывать, — размышляла она. — Раз болит, значит, живая, как говорит соседка Валя. Надо и в самом деле двигаться побольше и себя жалеть поменьше. Игорь — врач толковый, он всегда дело говорит».
Глубоко вздохнув, она решительно поднялась с дивана — и тут же рухнула от невыносимой боли. Эта боль пронзила ее насквозь, разливаясь по грудной клетке адовым пламенем, а в горле застрял беззвучный крик. Она хватала посиневшими губами воздух, но вдохнуть не получалось, в глазах потемнело. Бабочка, трепетавшая в груди, замерла и сжалась в тугой кокон. В наступившей полной темноте вдруг разлился яркий белый свет, и она на несколько секунд оказалась в теплом августовском дне, который считала самым счастливым в жизни. Тогда после нескольких часов схваток, измотавших ее вконец, она была вознаграждена басовитым криком своего долгожданного первенца. Пожилой врач, принимавший роды, восторженно зацокал языком: «Хорош парень! Десять баллов по шкале Апгар! Больше, милая, просто не бывает». И с этими словами положил ей на живот теплый образец младенческого совершенства. Утомленная долгими родами, она блаженно улыбалась. Да какая разница, сколько баллов по шкале новорожденных набрал ее малыш? Ее переполняло неведомое прежде чувство всепоглощающей любви и к этому маленькому голосистому комочку, и ко всему миру, позволившему ей познать такую огромную радость. Эта любовь окутала ее и сейчас, унося куда-то далеко-далеко вслед за ярким потоком ослепительно белого света.
…По дороге к Тимуру у Игоря мелькнула мысль, что к матери, пожалуй, надо бы заглянуть, тем более жила она в соседнем квартале от закадычного друга. Но въезд в ее двор был перегорожен «ГАЗелью», из которой новоселы выгружали мебель, а объезжать окрестности в поисках парковки ему было некогда, и он махнул рукой на эту затею.
Компания на этот раз собралась так себе, игра шла вяло, и он засобирался домой. «Но сначала к маме», — неожиданно для себя Игорь вновь ощутил острую потребность ее увидеть. Перед поворотом во двор он пропустил скорую, которая остановилась у подъезда, где жила мать. Из машины вышли два санитара и начали не спеша вытаскивать носилки. У Игоря похолодело внутри. «Парни, вы в какую квартиру?» — крикнул он, опустив стекло. «В семьдесят вторую!» — неохотно ответил санитар средних лет. «Так шевелитесь быстрее!» — закричал Игорь, выскакивая из автомобиля. «А нам спешить некуда, — деловито сказал его молодой напарник. — Нас вызвали тело вывозить. Женщина уж несколько часов как померла, судя по словам соседки, которая ее обнаружила. Хорошо еще долго не завалялась, а то порой соседи о смерти таких вот одиночек по запаху из квартиры узнают. Вы припаркуйте куда-нибудь свою машину, а то она нам помешает выезжать».
Молоденький санитар еще продолжал что-то говорить, но Игорь его уже не слышал. «А ты ко мне в выходные не заглянешь?» — эта последняя мамина просьба, сказанная таким нелюбимым им просительным тоном, пульсировала в голове нарастающим набатом. «Я пришел к тебе, мама, — сказал он вслух и не узнал своего голоса. — Прости, что опоздал».