− Нас познакомил Борис Гребенщиков в первой половине 80-х, − вспоминает художник Виктор Тихомиров, в мастерской которого Цой был частым гостем. − После какого-то акустического концерта я заскочил к Борису домой, мы тогда были соседями, а там Виктор сидит. «Привет, я тебя вчера видел, „Алюминиевые огурцы“ слушал», − заявил я ему с порога. В тот день мы с ним оказались в абсолютно одинаковых серых свитерах советского производства. Но в СССР это никого не удивляло. У нас с Цоем как-то сразу сложились товарищеские отношения. Мы сидели на кухне, делить было нечего, о популярности и больших заработках в то время никто и думать не смел.
Он частенько приходил ко мне в мастерскую, иногда даже успевал надоесть своим присутствием. Цой был человеком молчаливым, лишних слов не произносил. Придет, бывало, и сидит полдня, ножичком играет, ничего не говорит. Или буркнет что-нибудь глубокомысленное, и ты вдруг узнаешь, что он читал Борхеса, Кортасара, Маркеса. Такие открытия каждый раз были неожиданными.
Но философских бесед не вели. Так и бывает между товарищами. Все начинают умничать, когда в компании появляются девушки. А когда мужчины сидят, каждый занимается своим делом. Я рисовал. Витя тоже учился на художника в Ленинградском художественном училище имени Серова. Храню свой портрет его работы. Цой долго пыхтел, сидел, наверное, час. Получилось очень реалистично. Не тяп-ляп, а «портрет со сходством». Он, кстати, включен и в мою книгу «Евгений Телегин и другие», сейчас снимаем по ней фильм. Цой как персонаж там тоже будет, но как второстепенный герой.
А вот другой раритет, Витина лохматая шапка из овчины, был утрачен. Эта шапка в свое время мне очень в душу запала. Предложил Цою купить ее, как только ему надоест. Вскоре он подошел и спросил: «Ты ведь хотел шапку? На, забирай!» Рублей за 15 ее купил, а ходил в ней лет 10. В ней же снимался в фильме «Город» режиссера Александра Бурцева. Там есть эпизод, где я, уличный художник, рисую портрет, и на мне как раз эта шапка. Когда ездил из Ленинграда в Великий Новгород на работу, в автобусе мне шапка была вместо дорожной подушки. А потом ее у меня украли. Пропажу обнаружил после очередного визита каких-то девушек, якобы собиравших экспонаты для музея Цоя. С шапкой пропали и несколько портретов Вити, которые я нарисовал.
− Я попал в рок-тусовку в 16 лет, − говорит музыкант Михаил Дубов, в начале 80-х он делил с Цоем одну репетиционную точку. − Сначала общался с Андреем Пановым (основатель панк-группы «Автоматические удовлетворители», в которой Цой играл на бас-гитаре в начале 80-х. — Прим. «Антенны»). А уже он привел Цоя. Однажды пришли ко мне домой толпой, человек 15. В тот же день Витя презентовал для Артемия Троицкого, редактора журнала «Ровесник», свою первую песню «Мои друзья всегда идут по жизни маршем».
Мне Цой нравился и до этого − слышал его еще со времен группы «Палата № 6», которую он основал с другом по художественной школе Максимом Пашковым. Виктор там играл на бас-гитаре. Петь не пел, скорее покрикивал. «Друзья» прозвучали очень свежо и совсем не похоже на то, что Цой делал раньше. После квартирника попросил у него записи группы. Витя не отказал, пригласил домой, он жил тогда недалеко от Парка Победы в Ленинграде, дал переписать кассету. Отзывчивый был человек, мог выручить, когда требовалось.
На два года я выбыл из тусовки из-за службы в армии. В следующий раз пересеклись с Цоем уже в Алма-Ате спустя семь лет после знакомства. Я был на гастролях, Виктор снимался в «Игле» у Рашида Нугманова. Жили в одной гостинице, по вечерам собирались в одном номере − пели, общались. Помню, все веселятся, а Цой сидит в углу. Увидел 12-струнную гитару Славы Задерия (основатель группы «Алиса». — Прим. «Антенны»): «Можно?» Хотя на дворе шел 1988 год, Цой уже был известным человеком, мог бы и не спрашивать. Музыканты, разумеется, внимания не обратили: что они, Цоя не слышали? А он исполнил «Звезду по имени Солнце» − вот такая премьера песни была.
− 30 лет уже прошло, а я с каждым годом все больше переживаю, что его с нами нет. Не нравится мне, что творится с его наследием, − признается Алексей Вишня, музыкант и звукорежиссер, на студии которого были записаны несколько альбомов «Кино», в том числе «Группа крови». − Вити очень не хватает, чтобы спасти его же творчество от каких-то недомолвок.
Я понял масштаб его таланта с первых секунд знакомства. Когда познакомились, мне было 18 лет, ему — 20. В этом возрасте разница в два года — огромная пропасть. Мы не дружили. Я ему служил. И все же, когда Виктор с музыкантами приходил ко мне домой, я их «строил». Потому что студийная запись — процесс серьезный, ограниченный во времени. Отвлекаться на что-то − непозволительная роскошь. Я всегда старался, чтобы в моей студии всегда звучала только музыка.
Картины на клеенке
К 30-й годовщине гибели музыканта в Петербурге открыли выставку его художественных работ «Цой. Не кончится лето». Здесь не только живопись и графика, но и рисунки на кухонных клеенках, расписанные акриловой краской личные вещи Виктора: брелоки, кассеты, записная книжка и его куртка.
− Цой старался расписать все, что его окружает. Это могли быть изображения человечков — его фирменный знак, геометрические орнаменты. Виктор не пытался создать предмет искусства, у него был такой способ украсить свой быт: иметь просто вещь ему было скучно, − рассказала куратор выставки Ксения Ремезова.
Друг и спутница Виктора Цоя последних лет Наталия Разлогова (они познакомились во время подготовки к съемкам в фильме «Асса» Сергея Соловьева в Ялте) сохранила все творения музыканта, а также предметы его быта. Например, банку из-под черной икры, в которой Виктор смешивал краски, или жестяную банку супа Campbell − объект поп-арта и символ эпохи потребления, которую специально для Цоя подписал Энди Уорхол, а в Ленинград привезла Джоанна Стингрей. А теперь все это Наталия предоставила для выставки.
− Впервые выставлены холсты, которые Цой написал в последний год жизни. Это время, когда он мог писать большеформатные картины: в московской квартире у него было много пространства, которое позволяло работать с холстами такого размера, а из Америки был привезен солидный запас акриловых красок, − говорит куратор выставки. — Много рисунков на клеенках − такая немного детская фиксация летнего отдыха Виктора. В 1987−1989 годах он с Наталией Разлоговой жил на съемной даче в латвийском поселке Плиеньциемс. Они любили рыбачить, играть в теннис, в бадминтон.