Откровения звезды, напомним, потрясли страну. После выхода в эфир передачи «Секрет на миллион» актриса хранила молчание, но для «Антенны» сделала исключение.
– Мне сегодня звонят женщины, бывшие в такой же ситуации, благодарят, что я этим поделилась, рассказывают о своей боли, — сказала «Антенне» Елена Проклова после эфира.
– Я считаю, что хватит мусолить эту тему, — заявила писательница Татьяна Бронзова, супруга Бориса Щербакова. — Неужели больше не о чем говорить? Есть много другого, большего, лучшего для обсуждения. А чем больше говорить про это, тем больше нарастает ком негатива вокруг самой Лены. Я думаю, что всем нужно замолчать на эту тему, и тогда она сама собой снимется. Человека уже нет. Если она хотела его посадить, то уже не посадит. Но она этого не хотела, поэтому и не говорила раньше, а о покойных — или хорошо, или ничего. Вдова — взрослая женщина, она переживет, а вот детям и внукам это совершенно не нужно. И чем раньше все замолчат, тем лучше. По имени я никого называть не буду, пусть на воре шапка горит. Сколько таких историй! Правильно пишет Таня Васильева, что каждая актриса через что-то где-то прошла, но на рот нужно повесить замок, поскольку есть семьи и дети. Или сразу говори, или давай отпор.
– Надо было об этом говорить тогда, а не сейчас, — считает Людмила Поргина. — Надо было действовать, когда кто-то предложил что-то ей, пятнадцатилетней. Она же не беззащитная девочка — есть директор картины, другие люди. А чего теперь это вспоминать, когда человека нет в живых. Мне ее жалко, но в первую очередь потому, что она все это теперь высказала, и особенно горько, что мы это все услышали накануне Светлой Пасхи. И это было сказано не бескорыстно, за гонорар в 1 миллион рублей. А как же честь, совесть? Поэтому это и ее поступок, а не только его. Богу ведь потом не заплатишь, чтобы тебя простили за такие откровения. Если каждая артистка МХАТа начнет вспоминать, кто кого к чему склонял, можно сразу от услышанного посыпать голову пеплом.
Мнение специалиста
Наталья Краснослободцева, руководитель проекта «Дом-убежище для женщин и детей, страдающих от домашнего насилия», председатель благотворительного фонда поддержки женщин «Создана сиять»:
– Если человек пережил такой тяжелый опыт даже полвека назад, я считаю, что все равно рассказывать нужно. Женщина, раскрывающая такие интимные подробности, становится голосом других детей. Кто-то услышит и перестрахуется, чтобы такого не произошло с ним — пойдет к психологу, как-то это проработает. Умалчивание травмирующих событий всегда влечет за собой побочные эффекты. В данном случае женщина исповедуется более 50 лет спустя. Ей уже помочь крайне сложно, потому что это информация далекого прошлого, но тот, кто ее слушает, может найти выход из того, что происходит сейчас. Все эти случаи очень схожи. Меняются только имена и некоторые нюансы, а путь извращения остается одинаковым. Точки невозврата в вопросах психологической корректировки нет. Пока человек жив, он может поменять свой подход к ситуации, что повлияет на его жизнь. Тот факт, что человек рассказывает, говорит о том, что он в каком-то смысле уже этот опыт проработал. А вот молчащие не имеют шанса духовного и внутреннего исцеления. Чтобы пошел процесс заживления, нужно дать нарыву выйти. Закрытый же процесс нагноения может закончиться очень трагически. Право человека — называть имя мужчины или нет. Иногда озвучивают, когда другого уже нет в живых, потому что это дает некую безопасность. Молодежь сейчас другая. То, что было стыдно даже в 1990-е, сейчас доступно через интернет. У девочек 12—15 лет в таких случаях будет типичное поведение: замкнутость, потерянность. Мамам нужно быть особенно внимательным в этот первый пубертатный период. Сначала нужно поговорить с ребенком, чтобы она знала, что находится в безопасности, что вы за нее горой и поможете во всем. Даже если девочка влюблена, ответственность лежит на взрослом. Есть граница, которую взрослый не должен переходить, как бы она ни цвела и ни была готова ко всему девочка. Восторженный взгляд ребенка не дает взрослому права. Это уголовная ответственность. Как теперь относиться к этому актеру — это личное право каждого человека. Талант ничего не имеет общего с личной порядочностью, но от этого творчество не становится плохим. Если бы он был жив, то, наверное, отношение к нему бы изменилось. Но его нет, и он не может ни объясниться, ни попросить прощения.